Доклад Юсуповой Марьям, ученицы 7 класса Лицея №1 на городской
научно-практической конференции «Шаг в будущее» в Грозном. 18 апреля 2008 г.
Научный руководитель: Вахидова Марьям Адыевна.
Вкушает враг беспечный сон;
Но мы не спим, мы надзираем —
И вдруг на стан со всех сторон,
Как снег внезапный, налетаем.
В одно мгновенье враг разбит,
Врасплох застигнут удальцами,
И вслед за ними страх летит
С неутомимыми донцами.
К. Ф. Рылеев
«Вчерашнего числа я предпринял усиленное обозрение Дрездена. Ротмистр Чеченский, командующий 1-м Бугским казачьим полком, отличился; это его привычка. Убито: обер-офицеров один, ранено казаков четыре; убито и ранено лошадей девять. Испуганный неприятель вступил в переговоры…» - Из рапорта полковника Давыдова генералу Ланскому.
Об этом бесстрашном чеченце, выросшем на берегу Дона и его друге, знаменитом партизане Давыдове, и пойдет речь далее.

«Неутомимые донцы»
Денис Васильевич Давыдов родился 16 июля 1784 года. Он был на четыре года моложе своего друга Александра Чеченского, который, как писал гусар в своих «Воспоминаниях», был вывезен из Чечни младенцем и возмужал в России. Денис Давыдов, с одной стороны, был двоюродным братом сводным братьям и сестре Николая Николаевича Раевского (по матери), а с др. стороны - двоюродным братом А.П. Ермолова. Николай Николаевич был опекуном Чеченского, в то время как А. Ермолов уничтожал чеченский народ и даже желал одно время «определить Давыдова начальником пограничной Кавказской линии». Ермолову, по его словам, было отказано таким образом, что он и рта не мог более разинуть». (Денис Давыдов. Стихотворения. С. 23)
У А. Чеченского, который женился довольно поздно, было шестеро детей. У его друга Дениса, старого прославленного партизана, было десять детей. Много общего было у боевых друзей, но судьбе угодно было отпустить им еще и одинаковое количество лет на земле. В 1834 году умирает генерал Чеченский, а в 1839 году – гусар и поэт Давыдов. И оба – на 55-м году жизни!

А. Пушкин считал А. Чеченского своим «неизменным учителем в делах нравственных», а Дениса Давыдова – своим учителем в поэзии: «который дал ему почувствовать еще в Лицее возможность быть оригинальным» (Л.А. Черейский, с. 126)


                      
Известны стихи Дениса Давыдова, посвященные им своим боевым товарищам. Элегия «Бородинское поле»:

О, ринь меня на бой, ты, опытный в боях,
Ты, голосом своим рождающий в полках
Погибели врагов предчувственные клики,
…Вождь Гомерический, Багратион великий!
Простри мне длань свою, Раевский, мой герой!
Ермолов! Я лечу – веди меня, я твой:
О, обреченный быть побед любимым сыном,
Покрой меня, покрой твоих перунов дымом!..

Или - «Зайцевскому, поэту-моряку»:
Счастливый Зайцевский, Поэт и Герой!
Позволь хлебопашцу-гусару
Пожать тебе руку солдатской рукой
И в честь тебе высушить чару…»

Или - «Поведай подвиги усатого героя,
О муза, расскажи, как Кульнев воевал,
Как он среди снегов в рубашке кочевал
И в финском колпаке являлся среди боя.
Пускай услышит свет
Причуды Кульнева и гром его побед…»

Но есть среди этих прямых посвящений героям войны 1812 года стихи, в которых не названо имя лирического героя, что порождает массу подозрений. В отрывке неоконченного стихотворения «Партизан» читаем:

…. Начальник, в бурке на плечах,
В косматой шапке кабардинской,
Горит в передовых рядах
Особой яростью воинской.
Сын белокаменной Москвы,
Но рано брошенный в тревоги,
Он жаждет сечи и молвы,
А там, что будет – вольны боги! –

Кроме поэтического Денис Давыдов дает в своих дневниках такой портрет Чеченского: «... Росту малого, сухощавый, горбоносый, цвету лица бронзового, волосу черного, как крыло ворона, взора орлиного. Характер ярый, запальчивый и неукротимый; явный друг или враг; предприимчивости беспредельной, сметливости и решимости мгновенных».
Чеченский в 1812 г. – командир Бугского казачьего полка, получивший образование в Москве,
где прошел и свое становление как личность, он всегда был в передовых рядах, в авангарде русских
войск, но еще отроком оказался втянутым в водоворот военных событий в Чечне и будучи пленником
в русском стане обрел новую судьбу на чужой земле.
Давно незнаем им покой,
Привет родни, взор девы нежный.
Его любовь – кровавый бой,
Родня – донцы, друг – конь надежный... (1826)
«Привет родни» действительно не доходил до Чеченского, но он сам навещал родных в Чечне, когда это удавалось сделать; пока шла война его единственной любовью действительно был «кровавый бой», но, еще перед самой войной потеряв свою большую любовь – Софью Зоринову, которую отец выдаст замуж за маркиза де Русско, вплоть до 1814 года он не обращал внимание на девушек. Обеспокоенный судьбой стареющего боевого друга, Ржевский познакомит Александра в своем доме с дочерью тайного советника Катериной Бычковой. Единственной родней Чеченского были «донцы » - Раевские и Давыдовы! А конь надежный всегда был большим другом для любого чеченца.

«Горит в передовых рядах…»
В рапорте Дениса Давыдова, поданном в главный штаб на имя Кутузова, про очередную боевую операцию было сказано так: «Первое отделение ротмистра Чеченского в виду деревни Лаптево рассеяло неприятельский отряд, который дерзнул было выйти к нему навстречу. Удачные нападения и искусно расположенные засады, а вместе храбрость всякого из низших чинов уничтожили отважные замыслы неприятеля, и он, обратясь в бегство, претерпел жестокое поражение».
Как только поступило очередное донесение из штаба, Давыдов сразу же двинул отряд выполнять приказ фельдмаршала. «В авангарде скакали казаки под водительством ставшего теперь майором Чеченского. Столкнувшись под Гродно с австрийскими стражниками, казаки пленили двух гусар… и отослали к коменданту Гродненского гарнизона генералу Фрейлиху. Фрейлих немедленно прислал парламентера с благодарностью за проявленное великодушие. Чеченский не преминул воспользоваться этим предлогом и повел с австрийцами переговоры о мирной сдаче города. Партизаны под бой барабанов вступили в Гродно, не обнажив сабель», - пишет Александр Барков в своей книге «Денис Давыдов». (С. 233)
Позже Давыдов узнает, что генерал-адъютант граф Ожеровский со своим войском, «значительно превышавшим число отряда его партизан, первым подошел к Гродно и предложил австрийцам сдать город. Однако получил от коменданта гарнизона города решительный отказ. И граф немедля отступил в Лиду, намереваясь пополнить там запасы продовольствия и привести кавалерию в надлежащий порядок». (Барков. С. 233)
К Кутузову почти одновременно поступят два рапорта. «Один — от Ожеровского с предостережением, что враг силен и не намерен добровольно оставить город. И другой — от полковника Давыдова, где сообщалось, что Гродно взят партизанами без единого выстрела и тем самым спасен от разрушения.
За занятие Гродно путем увенчавшихся успехом мирных переговоров с австрийским генералом Давыдов жалован был высоким отзывом фельдмаршала. Его наградили орденом Святого Владимира 3-й степени». (Барков. С. 233)
В своих фронтовых дневниках Денис Давыдов сам подробно описывает взятие Чеченским
Гродно и о его рыцарских поступках даже в отношении врагов: невольных союзников Наполеона — австрийцев и позже в отношении самих французов в Нидерландах. «Чеченский столкнулся с аванпостами австрийцев под Гродно, - пишет Давыдов, - взял в плен двух гусаров и немедленно отослал их к генералу Фрейлиху, командовавшему в Гродне отрядом, состоявшим в четыре тысячи человек конницы и пехоты и тридцать орудий. Фрейлих прислал парламентера благодарить Чеченского за снисходительный сей поступок, а Чеченский воспользовался таким случаем, и переговоры между ними завязались. Вначале австрийский генерал объявил намерение не иначе сдать город, как предавши огню все провиантские и коммисариатские магазины, кои вмещали в себе более нежели на миллион рублей запаса. Чеченский отвечал ему, что все пополнение ляжет на жителей сей губернии и чрез это он докажет только недоброжелательство свое к русским в такое время, в которое каждое дружеское доказательство австрийцев к нам есть смертельная рана общему угнетателю. После нескольких прений Фрейлих решился оставить город со всеми запасами, в оном находившимися, и потянулся с отрядом своим за границу. Чеченский вслед за ним вступил в Гродну, остановился на площади, занял постами улицы к оной прилегающие, и поставил караулы при магазинах и гошпиталях...»
О следующих военных успехах ротмистра Чеченского мы узнаем из письма самого фельдмаршала: «Милостивый государь мой, Денис Васильевич! Дежурный генерал доводил до сведения моего рапорт Ваш о последних одержанных Вами успехах над неприятельскими отрядами между Вязьмою и Семлевым… О удостоении военным орденом командующего 1-м Бугским полком ротмистра Чеченского сообщил я учрежденному из кавалеристов онаго ордена Совету; прочие рекомендуемые Вами господа офицеры не останутся без наград, соразмерно их заслугам... Октября 10-го дня, 1812 года. Д. Леташево. Князь М. Кутузов». В Нидерландах лейб-гусары Чеченского и три казачьих полка осадили крепость Бреда. После нескольких штурмов, не давших ощутимых результатов, Чеченский с помощью местных жителей сумел склонить французов к сдаче крепости без боя. Причем, как и обещал, позволил им выйти с почетом, не отдавая личного оружия. Кстати, за долгие годы войны России со своими всевозможными противниками, прецедентов подобному благородству чеченца больше не было, и нет. О взятии Чеченским и Денисовым Дрездена А. Барков пишет так: «Для рекогносцировки к стенам Дрездена был послан 1-й Бугский полк казаков во главе с майором Чеченским... Едва партия Давыдова выстроилась на дорогу, ведущую к городу, как прискакал вестовой с рапортом от
Чеченского. Майор доносил командиру, что после перестрелки казаков у ворот Дрездена к нему неожиданно обратился бургомистр с просьбой пощадить город. Чеченский дал согласие, но потребовал, чтобы в ту же ночь французы, занимающие Новый город, отступили на другую сторону Эльбы. Иначе никому пощады не будет! Бургомистр попросил дать ему два часа сроку на раздумье и возвратился в Дрезден.
— Ну и страху наши нагнали на саксонцев! — усмехнулся Давыдов. — А ведь не велика сила: всего-навсего полторы сотни казаков... Правда, и у наших имеется урон: четверых ранило, а хорунжего Лукина — в голову, насмерть. Вечная ему память! Добрый был казак...
Чеченский остался на прежних высотах, в сосновом бору, ожидать ответа от коменданта города.
— А теперь, — приказал Давыдов, — на рысях вперед! Всего три-четрые версты оставалось до Дрездена, как от Чеченского прискакал третий гонец и вручил полковнику новый рапорт: комедант города одумался и наотрез отказался покориться малочисленному полку казаков».
Давыдов тут же бросился на выручку своего друга. Запалив в разных местах огни, они создали
видимость большого отряда, осадившего город. Вскоре Давыдов послал курьера к генералу Ланскому
с рапортом, где сообщал, что отряд вступил в Новый Дрезден.
В ночь на 14 марта 1814 года пал Париж. Увешанный наградами полковник, командир лейб-гвардии гусарского полка Александр Чеченский участвовал в торжественном шествии государя и в
параде победителей.
В стихотворении «Полу-солдат», казалось бы, в игривом тоне Денис Давыдов иронизирует над «полу-солдатом», а это
«тот, у кого есть печь с лежанкой,
Жена, полдюжины ребят,
Да щи, да чарка с запеканкой!»; -
иронизирует над собой:
«…Бывало, слово: друг, явись!
И уж Денис с коня слезает;
Лишь чашей стукнут – и Денис
Как тут – и чашу осушает…».
И вдруг, когда речь заходит еще об одном герое, то меняется не только сам лирический образ, но и ритм стиха, его размер, интонация… Судите сами:
Но воин наш не упоен
Ночною роскошью полуденного края…
С Кавказа глаз не сводит он,
Где подпирает небосклон
Казбека груда снеговая…
На нем знакомый вихрь, на нем громады льда,
И над челом его, в тумане мутном,
Как Русь святая, недоступном,
Горит родимая звезда. (1826)
Это уже не просто «солдат» или «полу-солдат», это – воин! Ночною роскошью любоваться
могут сейчас только пришлые сюда люди, но тот, который родом отсюда, с Кавказа, не может оторвать взгляда от Казбека, над которым «горит родимая звезда», горит где-то там, над отчим домом.
И это все, о чем может он сейчас думать, но этого и не понимают те, кто не посвящен в его тайну.

«Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой…»

Денис Давыдов, конечно, знает о своем боевом товарище гораздо больше, и об этом мы читаем в его стихотворении «Товарищу 1812 года, на пути в армию»:
Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой,
Туда, где бой кипит, где русский штык бушует,
Но о тебе любовь горюет…
Счастливец! о тебе – я видел сам – тоской
Заныли… влажный взор стремился за тобой;
А обо мне хотя б вздохнули,
Хотя б в окошечко взглянули,
Как я на тройке проскакал
И, позабыв покой и негу,
В курьерску завалясь телегу,
Гусарские усы слезами обливал. (1826)

                               
О большой и трагической любви Чеченского и Софьи Зориновой знали и Давыдов, и Ржевский, и Раевские, поскольку у них на глазах и развивались их отношения в Каменке, имении матери Николая Николаевича. В стихотворении - доля иронии поэта в свой адрес и легкая зависть, и уважение к настоящим чувствам девушки к другу-счастливцу. Приведу пример, который историки тщательно обходят, но для нас с вами очень важный для доказательства очень тесных и дружеских отношений между Денисом Давыдовым и Александром Чеченским. В своих «Воспоминаниях» он почти подробно пишет об одном печальном для русской армии историческом событии: «…Между тем Чеченский с Бугским полком совершенно пресек путь атакованному баталиону, который, ожидая подкрепления, мнил до прибытия его удержаться в селе и усилил огонь по нас из изб и огородов. Кипя мщением, я вызвал охотников зажечь избы, в коих засел неприятель... Первыми на то отважились оставшиеся мои двадцать пять героев! Избы вспыхнули, и более двухсот человек схватилось пламенем. Поднялся крик ужасный, но было поздно! Видя неминуемую гибель, баталион стал выбегать из села вроссыпь. Чеченский сие приметил, ударил и взял сто девятнадцать рядовых и одного капитана в плен…
… Так как Городище в пятидесяти верстах от столбовой Смоленской дороги и, следственно, вне опасности от внезапного неприятельского нападения, то партия моя разделилась надвое. Бугский полк занял деревню Луги, в трех верстах от Городища, где я остался с другою частью моей команды… (с. 202-203)
«Двадцать третьего, поутру, известился я о кончине благодетеля моего, героя князя Петра Ивановича Багратиона. Судьба, осчастливя меня особою его благосклонностью, определила мне и то счастие, чтобы отдать первую почесть его праху поражением врагов в минуту сего горестного известия. Один пикет, стоявший на проселочной дороге, которая ведет из Городища к Дорогобужу, дал знать, что две большие неприятельские колонны идут к Городищу. Я приказал кавалерии поспешнее седлать и садиться на коней, послал с тем же к Чеченскому в Луги, а сам бросился с пехотою к выезду из села на Дорогобужскую дорогу. Намерение мое состояло в том, чтобы удержать пехотою вход неприятеля в деревню и тем дать время кавалерии изготовиться, собраться и, объехав деревню, ударить неприятелю в тыл…
В это время мы увидели майора Храповицкого, несущегося вихрем с кавалериею. Неприятель бросился в ближнюю рощу; пехота моя — за ним. Гул выстрелов и крик «ура!» загремели и слились вместе. Роща примыкала к реке Угре, на которой есть броды; за рекою же тянулся сплошной лес почти до Масальска; добыча вырывалась. Храповицкий, уроженец и житель Городища, с отличнейшими военными дарованиями соединял на этот случай и вернейшее местное познание. Он немедленно обскакал рощу и стал между нею и рекою, в одно время как пехота ворвалась в рощу.
Неприятель, видя неминуемую гибель, стал бросать оружие и сдаваться; я велел щадить, уверенный, что приличнейшая почесть праху великодушного — есть великодушное мщение. Тут мы увидели Чеченского, скачущего с полком своим к нам на помощь. Ему донесли, что мы разбиты и приперты к реке. Удивление его было наравне с радостью, найдя нас победителями. Неожиданное дело сие доставило нам триста тридцать рядовых и пять офицеров. Отставной мичман Николай Храповицкий, командовавший пехотою, в этом деле отличился. Возвратясь в Городище, мы отпели панихиду по нашем герое, моем благодетеле — князе Петре Ивановиче Багратионе,— и выступили в село Андреяны… (с. 206-207)
Судьбе угодно было, чтобы именно этот мальчик из чеченского села Алды вместе с Давыдовым присутствовали на отпевании великого русского полководца, уроженца Кизляра. (Дагестан) История будто повторилась в этом небольшом селе, только вместо Н.Н. Раевского на этот раз оказался его сводный двоюродный брат Давыдов, мальчик Али стал бесстрашным ротмистром Александром Чеченским, а князь Багратион, обязанный некогда под Алдами жизнью самому Шейху Мансуру, вернувшему своего пленника русским со всеми почестями, подобающими будущему великому полководцу, как пророчествовал великий Мансур, погиб здесь смертью храбрых.
В личном архиве Дениса Давыдова сохранился проект надгробной надписи-эпитафии Багратиону, которая свидетельствует о сохранении горцами жизни своему юному пленнику:
«Багратион Князь Петр Иванович На берегах Каспия, в Кизляре 1765-го года рождения. Воин-юноша, покрытый ранами, из-под груды мертвых тел Горскими враждебными народами изторгнут и возвращен к жизни. Закален в боевом огне на приступах Очакова и Праги. Око и десница Суворова…»

           Современники о Чеченском

«Полковник Александр Николаевич Чеченский. В 1812 г. числился по кавалерии, был в чине ротмистра основным командующим 1-го Бугского казачьего полка. Видный кавалерийский офицер, командующий временными кавалерийскими и казачьими соединениями. Отличился во многих боях кампаний 1812-1814 гг.» - свидетельствует в своих «Записках» глава Третьего Отделения А.Х. Бенкендорф и приводит следующую статистику: «1-й Бугский казачий полк (5 сотен) Командующий — состоящий по кавалерии полковник Александр Николаевич Чеченский. Обер-офицеров — 17; унтер-офицеров — 7; рядовых — 411; всего — 435»
Князь П. А. Вяземский в «Старой записной книжке» пишет об А. Н. Раевском, не родственнике генерала, но командира конногвардейского полка — т.е. о Чеченском! Вяземский пишет, что офицер этот «был в некотором отношении лингвист, по крайней мере, обогатил гвардейский язык многими новыми словами и выражениями, которые долго были в ходу и в общем употреблении, например: «пропустить за галстук», немного «под шефе» (schuffе — разогретый), «фрамбуаз» (frambouse — малиновый) и пр. Все это, по словотолкованию его, значило, что человек лишнего выпил, «подгулял». Насколько можно судить, А. Н. Чеченский был достаточно сдержан в употреблении горячительных напитков, но, командуя гусарами, конечно же, должен был иметь богатый лексикон для определения столь популярного среди них занятия.

Нерасторжимые узы связали однажды Россию и Чечню, и каждый раз, когда их пытаются разорвать, по обе стороны смертельной схватки льется живая кровь наших предков.

Использованная литература:
1. Военная литература. Мемуары. Бенкендорф А.Х. Записки. {101}
2. Д.В. Давыдов. «1812 год. II. Дневник партизанских действий 1812 года»
в сборнике «1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников».
Москва. Издательство «Правда» 1987. С. 177-283.
3. Денис Давыдов. Стихотворения. Издательство «Советский писатель». Ленинград. 1953.
4. Денис Давыдов. «Взятие Дрездена». (В интернете)
5. Марьям Вахидова. Чеченский сын Раевского. Ж. «Наука и религия». №9. 2002. С.12-14.
6. Черейский Л.А. «Пушкин и его окружение», 1988, с. 126.
7. Александр Барков. «Денис Давыдов». (В интернете)

{mosloadposition user9}


При копировании материалов ссылка на сайт обязательна

test 2Новости СМИ2