Все началось со словаря…

санаториях. И отсюда нам в скором времени предстояло съехать — федеральная миграционная служба отказалась платить деньги на содержание беженцев. Так и жили — от одной плохой новости к другой, от одного грозного предложения покинуть санаторий, до другого, менее грозного и вселяющего надежду.

Главным моим прибежищем на тот период была санаторская библиотека с довольно скудным набором книг. Но, к счастью, здесь всегда можно было найти что-нибудь из классики. Вот и представился случай прочитать то, что по разным причинам не удалось прочесть ни во время учебы в школе, ни в вузе. А чем еще заняться, если твои отчаянные попытки найти работу не увенчались успехом. С последними иллюзиями я простилась, когда редактор одной газеты, многозначительно указав пальцем в потолок сказал: «Я бы вас с удовольствием взял на работу, но там не позволят».

В очередной раз посетив библиотеку, решила обогнуть здание с другой стороны: там была тропинка, которая прямиком поднималась к дороге, и зарослей было меньше. И тут я обратила внимание на стопку книг прямо под подслеповатым библиотечным окном. Видимо, они лежали здесь давно, не раз побывали под дождем, и не раз сохли под солнцем. Это в основном были произведения классиков марксизма-ленинизма, некогда занимавшие самое почетное место на библиотечных полках, а сейчас просто списанные из библиотечного фонда и превратившиеся в ненужный хлам.

Рассматривая корешки книг, я обратила внимание на до боли знакомый коричневый коленкоровый переплет. Это был русско-чеченский и чеченско-русский словарь, который на тот период днем с огнем нельзя было сыскать. Я очень обрадовалась такой находке. Книга была в отличном состоянии, только обложка выгнулась наружу. Но это дело поправимое: я знала, что с ней дальше делать. В таких случаях надо положить на нее стопку книг, и к утру обложка примет нужный вид.

Пока поднималась по тропинке, дала волю мозгам. Интересно, почему словарь, который еще долго мог служить, списали? Ведь словари, да еще в таком приличном состоянии, обычно не списывают. Этот простой вопрос привел меня к печальному умозаключению: значит, и язык наш вот таким образом уже списали? Видимо, те, кто списывал литературу, решили, что нечего занимать место в библиотечном фонде данному словарю, раз и народ этот подлежит уничтожению.

Дальше мозги начали крутиться в том же направлении. Отчасти, наверное, и потому, что я невольно отпустила вожжи и они стали выдавать информацию в более приземленном формате — примерно так же, как начинает мыслить человек, который никак не может выйти из создавшихся вокруг него обстоятельств. К тому же, как растущий фурункул, не давал покоя подкативший к горлу ком. Душила обида. «Может быть, и народа такого уже не будет?! А зачем народу, который следует уничтожить, язык, и литература на этом языке? Вы так решили?» — мысленно наседала я на тех, кто списал словарь в утиль.

Вернувшись, бережно протерла книгу, потом взгромоздила на нее тяжеленную стопку книжек и тетрадей, выгребла из загашника оставшиеся деньги и отправилась в республиканскую библиотеку. А там: дайте мне, пожалуйста, все, что есть на чеченском языке, все, что у вас есть о чеченском языке, и все, что прямо или косвенно относится к данному языку. Книг было не так много. В тот же день сделала ксерокопии с нужных для моей задумки книжек. Под залог оставив паспорт, взяла на пару дней учебник чеченского языка, и отправилась к себе. Я никогда не читала учебник с таким упоением. Что-то запоминала, что-то записывала, мысленно ругая себя за то, что не сделала этого раньше.

Следующий мой визит был в местный Союз писателей. Оптимизма этот визит не прибавил: оказывается, у северокавказских писателей практически нет профессиональных переводчиков, а то, что переводится на русский язык, или, наоборот, на языки многочисленных народов Северного Кавказа, — это сплошная самодеятельность. А мне-то на тот период надо было просто посидеть и поговорить с кем-нибудь из переводчиков, чтобы убедить себя в том, что я, поставив перед собой такую грандиозную цель, нахожусь на правильном пути.

А цель была такая — перевести на чеченский язык сказки народов мира. Те, что в изобилии есть в каждом доме, но только на русском языке. Эта мысль для меня была не новая. Дело в том, что сказки Андерсена, Братьев Гримм, Шарля Перро и других авторов вообще на чеченский язык никогда не переводились. Поэтому, в свое время, рассказывая сказку сыну, мне приходилось сначала прочитать ее на русском языке, а потом мысленно переводить ее на родной, и только потом выдавать этот «продукт» малышу. Естественно, слушателя эти вынужденные паузы не устраивали: он через пару минут или засыпал, или убегал к своим игрушкам. Поэтому ничего, кроме «Курочки Рябы», до конца ребенку рассказать не удавалось.

И теперь самым неожиданным образом представилась возможность подарить детям сказки на родном языке. И мне это удалось. Сначала были томительные поиски людей, которые хорошо владеют не только устной, но и письменной речью. Читатель может спросить: а почему томительны поиски? Дело в том, что на тот период трудно было найти даже хорошо знакомого человека — война разметала людей по всему миру.

Но, к счастью, люди нашлись. И буквально с полуслова они поняли, какая перед нами стоит задача. И как итог нашей десятилетней деятельности — вполне приличная детская библиотека на родном языке. Первым был трехтомник сказок народов мира. По Первому каналу в 2004 году показали сюжет: Элла Памфилова перед телекамерами подарила книжки Владимиру Путину и Альваре Хиль Роблесу, который, кстати, поддержал этот проект.

Позже появился сборник сказок Андерсена. А дальше — целая вереница книжек-малышек. Их, кстати, уже 14 штук. На подходе еще несколько книжек.

Вот так, со списанного русско-чеченского словаря (согласитесь, факт негативный) появилась вполне позитивная детская библиотека. А я получила возможность вкусить все прелести профессии переводчика.


Тамара Чагаева
www.ChechnyaTODAY.com



Обсудить на форуме

{mosloadposition user9}