В середине августа в Россию из Италии вернулся Умар Хамбиев - экс-министр здравоохранения бывшей самопровозглашенной Чеченской Республики Ичкерии.Встречать его в аэропорт Шереметьево приехал личнопрезидент Чечни Рамзан Кадыров. Возвращение Умара Хамбиева в Россию, «свидетельствует о том, что он поверил в позитивные процессы, происходящие в Чеченской Республике, поверил в то, что его ждут, что он может принести пользу своему народу», - заявил тогда Кадыров корреспондентам.

С того дня прошло чуть больше трех месяцев. Корреспондент информационного сайта «Вести-Северный Кавказ» встретился в Чечне с Умаром Хамбиевым и попросил его поделиться впечатлениями от увиденного за это время на родной земле.

Корреспондент: - Сколько лет Вы не были в Грозном?

Умар Хамбиев: - Восемь лет.

Корр: - Вы уже посмотрели город, каковы Ваши первые впечатления?

У.Х.: - Я смотрел на Грозный, на эти стройки, и не верил своим глазам - это просто невообразимо. Восемь лет назад здесь были одни руины. Когда мы покидали город, мы не могли пройти по улице: кругом были развалины, и не было ни одного целого здания. Это очень большая разница, поразительно большая разница. Это меня действительно очень сильно поразило, и я в корне изменил свое первоначальное отношение к этой ситуации.

Корр: - Еще год назад Вы просили политического убежища в Италии. Что сегодня заставило Вас изменить свои взгляды и вернуться на родную землю?

У.Х.: - Знаете, все эти годы я был просто вынужден оставаться за границей. Я уехал из республики очень больным человеком. Когда мы уходили из Грозного, я и наши раненые - мы были арестованы и заключены в фильтрационный лагерь. Там было очень тяжело, и потом, уже после освобождения, я еще восемь месяцев работал в больнице.

После всего пережитого я чувствовал себя очень плохо и был просто вынужден уехать на лечение. У меня перед глазами все время стояла та картина, которую я видел, когда уходил отсюда - это разруха, беззаконие, отсутствие безопасности и постоянные преследования.

Понимаете, я всегда считал, что мой долг - это соблюдать клятву Гиппократа. К этому я относился с особым трепетом и оказывал помощь раненым независимо от национальности. Среди тех, кого я лечил, было много солдат из российской армии и чеченских бойцов.

Я всегда своим врачам говорил: если в наш госпиталь приходит любой раненый - кто бы он ни был, независимо от национальности, цвета кожи, религии, одним словом - любой человек, он должен быть у нас в безопасности, и мы должны оказать ему необходимую помощь.

В то время я был уверен, что Россия в любом случае не оставит меня без наказания. Ведь я работал на чеченской стороне, значит я для них пособник или что-то там другое - надумают и придумают что-нибудь.
Поэтому, когда мне рассказывали о том, какие перемены происходят сегодня в Чечне, что здесь нормально, что здесь нет преследований, что они не считают меня преступником - я не верил, несмотря на то, что я врач и в этих двух войнах работал как врач, я не очень-то этому верил.

Многие говорили мне: там отлично. Мой брат, люди, которые выезжали за пределы Чечни и с которыми я встречался, представители органов власти, с которыми мне доводилось общаться - все убеждали меня вернуться.

Но, несмотря на это, я почему-то по-прежнему думал, что все, что мне говорят - это пропаганда, и на самом деле не соответствует действительности. Видимо, в моем представлении очень глубоко засело то состояние, и та ситуация, которую я здесь оставил, когда уезжал. Это мне очень сильно мешало.
Но, честно говоря, я не допускал мысли, что останусь там навсегда, потому что был очень привязан к Чечне. Я про себя думал: когда это все закончится, я обязательно вернусь. И вот это произошло: осенью 2008 года, спустя восемь лет, я все-таки вернулся.

Корр: - Долгое время вы были генеральным представителем президента непризнанной Республики Ичкерии в зарубежных странах. Какой видится сегодняшняя ситуация в Чеченской Республике чеченцам, проживающим ныне за рубежом, и откуда они черпают информацию?

У.Х.: - Ну, в первую очередь, это чеченские сайты. Обычно люди именно оттуда пытаются получить какую-то информацию. Потом, конечно, рассказы людей, которые приезжают из Чечни. Но, вы знаете, когда человек уехал в Чечню, а потом вернулся обратно, к его словам бывает недоверие.

Вот не верится, когда они рассказывают что-то положительное о республике. Не верится, вернее не верилось, что здесь установился закон, что здесь человек находится в безопасности. Этому я лично и остальные действительно не могли поверить. Это есть и пока это остается.

Корр: - Как вы считаете, повлияет ли Ваше возвращение на изменение представлений о ситуации в Чеченской Республике у чеченцев, которые пока еще живут за границей?

У.Х.: - Я думаю, на тех, кто меня знает, и с кем я контактирую, конечно, повлияет. Мои слова для них - это объективная информация о том, что сегодня происходит в Чечне. Я же все-таки был членом правительства Ичкерии, поэтому за рубежом о сегодняшней ситуации в Чечне будут судить, в том числе, и по тому, как ко мне здесь относятся.

Хотя, вы знаете, как это часто бывает, более или менее известный человек возвращается в Чечню, все остальные думают как будто это приманка какая-то: да, типа его не трогают, потому что хотят, чтобы остальные тоже вернулись.

Но в данном случае здесь действительно есть большие изменения, здесь уже нет того беззакония, которое творилось в Чечне лет 8 назад, здесь действительно отношение к человеку очень сильно изменилось. И если не будет, так скажем, преступлений криминального характера, то можно сказать, что человек здесь находится в полной безопасности. Но, конечно, каждый должен сам в этом убедиться.

Кстати, уже есть первый человек, который меня хорошо знает и он, по моему примеру, вернулся из Англии в Чечню. Я думаю, это не последний такой случай.

Корр: - Где сегодня самые крупные чеченские диаспоры за рубежом и хорошо ли живется сегодня чеченцам за границей? Удается ли им сохранять чеченские обычаи и традиции?

У.Х.: - У нас более или менее крупные диаспоры в Германии, Франции, Бельгии и в Австрии. Есть еще в Польше, да и в других странах, которые недавно вошли в Евросоюз. В Италии очень мало чеченских беженцев.

Конечно, им там везде очень трудно сохранять наши национальные традиции. Потому что людям приходится адаптироваться, вживаться в среду, учить язык тех стран, куда они приехали.

Это все очень непросто и люди, конечно, меняются. Особенно это касается детей и подростков: они быстро впитывают все новое и их менталитет становится другим. Но многие все равно стараются не забывать о своих корнях и учат детей чеченским обычаям и традициям.

В этом отношении это очень трудный и один из самых болезненных вопросов для чеченских беженцев. И многие из-за этого очень сильно переживают и именно поэтому возвращаются в Чечню. Я думаю, что когда люди окончательно убедятся в том, что здесь стало безопасно жить, то большинство даже именно из-за этого вопроса могут вернуться обратно.

Корр: - А Вы лично испытывали чувство ностальгии по своей родине?

У.Х.: - Конечно, было огромное желание вернуться, и я всегда чувствовал огромную ностальгию по Чечне. Я не представлял себе жизни за пределами республики. И всегда знал, что рано или поздно вернусь.

Корр: - С какими мыслями Вы шли на встречу с Кадыровым и о чем думали после разговора?

У.Х.: - Честно говоря, когда брат приехал за мной в Италию я не думал, что я поеду с ним обратно - у меня даже мысли такой не было. Вернее, я подумал, поеду, посмотрю и через неделю другую вернусь. Хотя в то же время я всегда был уверен, что рано или поздно вернусь в Чечню. Вот такая ситуация. Никак не мог решиться на то, чтобы приехать.

Знаете, это была какая-то навязчивая идея. Я уже говорил, что я никак не мог избавиться от тех воспоминаний, от всего того, что я здесь видел, когда уходил - это глубоко засело у меня в голове.

Когда мне сказали, что в аэропорту меня встречает Рамзан Ахматович Кадыров, я подумал, что встреча будет, ну, такой показательной что ли. Ну, он скажет мне несколько слов, а после этого еще неизвестно, куда меня дальше отправят.

Я помню, когда к нему подошел, он сказал: «Ты не изменился». А я говорю: а ты вырос. И я подумал, а что дальше? А дальше ко мне было очень хорошее отношение. И он все время спрашивал меня: «Ну, как?». А я отвечал: подожди, я кроме встречи с тобой еще ничего не видел, дальше посмотрим.

Но, честно говоря, пока я своими глазами не увидел перемены, мне было трудно поверить, что здесь такие огромные изменения. Было удивительно видеть здесь такие огромные стройки. Этот человек очень многое делает для республики.

Я вижу ситуацию, вижу, что люди спокойны, вижу, что жизнь здесь налаживается, и, честно говоря, у меня отношение ко всему значительно изменилось, и сегодня я просто не хочу отсюда уезжать.

Сейчас мне не хочется никуда ехать, потому что я вижу, что люди очень много пережили, сегодня идет процесс восстановления и люди нуждаются в моей помощи. Я считаю, что сегодня здесь мое присутствие очень важно, потому что есть люди социально не защищенные. Очень много людей, которые даже в этих условиях не имеют возможности куда-то поехать оперироваться, и поэтому мое место сегодня здесь - ближе к народу и ближе к родному селу.

Корр: - Как оценивают фигуру Рамзана Кадырова за рубежом? Можно ли, по Вашему мнению, назвать его тем лидером, который способен сегодня объединить чеченский народ?

У.Х.: - Это очень сложный вопрос. Я не скрываю: я сам был противником Кадырова, обвинял его во всем и очень много выступал и говорил против того, что сегодня происходит в Чечне. Но сегодня я вижу, как он старается, как много он делает для Чечни, и мое отношение к нему очень сильно изменилось.

Я это говорю не потому, что он президент, и я хочу ему польстить. Нет - этот человек действительно желает процветания республике, его желания действительно связаны с народом, и он делом доказывает, что он заботится о народе. И сегодня у него это очень хорошо получается.

Корр: - Вы уже определились чем будете заниматься - медициной или политикой?

У.Х.: - Политикой? Нет, я политикой занимался по необходимости. Когда Масхадов меня назначил генпредставителем президента Ичкерии за рубежом, я просто выполнял его поручения и все.

Во всех своих выступлениях, в основном они касались медицины, я говорил о тех вещах, которые считаю недопустимыми. Все, что я говорил, касалось не отношения к русским, а отношения к тому, что здесь творилось, и к тому, что я здесь видел. Еще раз повторю: я не был политиком и никогда не изучал политику.

С моей точки зрения, сегодня здесь, в Чечне политикой должен заниматься человек, который хорошо умеет ладить с Россией. А я не политик и могу говорить что угодно, поэтому я лучше воздержусь от речей. Я врач и всегда себя им чувствовал. Даже находясь в эмиграции, я не расставался с медициной, я бывал в больницах и работал там неофициально, хотя это и запрещено.

В Италии я почти устроился на работу. Я мог бы там работать врачом, и в материальном отношении это был бы большой выигрыш. Но когда я понял, что меня не покидает чувство ностальгии и мой народ действительно нуждается в моей помощи, я решил активно включиться в эту жизнь. Я уже начал работать, оперирую, смотрю больных, и в этом я вижу свое место здесь. И сегодня, здесь, я наконец-то обрел свое законное место в медицине.

Корр: - Тогда о медицине. Как Вы оцениваете нынешнюю ситуацию в здравоохранении Чечни по сравнению с теми годами, когда Вы были там министром здравоохранения?

У.Х.: - Ну, если посмотреть на новые больницы, на современную аппаратуру и на зарплаты врачей, которые сегодня существуют в Чечне, - конечно, это вещи просто не сопоставимые. Я стал министром в мае 1995 года, когда здесь было разрушено, буквально все.

В то время я как специалист работал начальником хирургического отделения военного госпиталя в Грозном. Я абсолютно не считал себя организатором и не стремился на какую-то руководящую должность - в главные врачи или что-то там еще. Но когда начались бомбежки, я не дал людям разбежаться. Получилось так, что, когда штурмовали Грозный, наше хирургическое отделение в военном госпитале оставалось единственным работоспособным медицинским учреждением в городе.

Я считал, что когда люди страдают, врач не имеет права, а врач-хирург тем более не имеет права, покидать госпиталь - он должен оказывать помощь раненым. Поэтому я собрал костяк добровольцев, которые не побоялись остаться со мной, и мы продолжали работать.

Потом ко мне потянулись еще ребята, которые также оставались в городе и хотели помогать людям, и тогда в Грозном заработало уже несколько госпиталей. И получилось так, что тогдашнее руководство республики обратило внимание, что вроде не было никакого специального приказа, а госпитали работают. Просто я по собственной инициативе наладил там работу - тогда меня назначили министром здравоохранения Ичкерии.

80 процентов больниц было тогда разрушено, как работать? Я, конечно, сразу поехал к тогдашнему замминистра здравоохранения России Стародубову и постарался наладить с ним отношения.

Нам удалось договориться о том, что Россия будет помогать нам медикаментами. Но о том, чтобы нам помогли заново отстроиться, конечно, речи не шло. В этом никто нам помощи не обещал, и приходилось рассчитывать на собственные силы. И, вы знаете, где-то за три или четыре недели из 80 процентов разрушенных больниц 70 процентов нам удалось восстановить.

Это было сделано только благодаря энтузиазму самих врачей, которые день и ночь работали, и как врачи, и как строители, создавали свои рабочие места. И с помощью этих коллективов энтузиастов нам удалось в кратчайшие сроки восстановить очень многие больницы и, можно сказать, восстановить саму систему здравоохранения республики.

Потом конечно были затруднения с зарплатами, но мне удавалось договариваться с Москвой через мои контакты в Министерстве здравоохранения РФ, и деньги выделялись, но их хватало на несколько месяцев.

Было очень трудно разговаривать с врачами, когда тебе нечем заплатить им зарплату. В такой ситуации бессмысленно было бороться со взяточничеством. Морально я не имел права ничего им говорить, потому что я не платил им зарплату.

Это были очень трудные и мучительные годы моего министерства, и когда я смотрю на сегодняшнюю ситуацию, конечно, между тем, что было и тем, что я вижу сейчас, огромная разница.

И вы знаете, в этих условиях, в этой ситуации и с той помощью, которую сейчас Россия оказывает Чечне, в том числе и здравоохранению, я думаю здесь должно быть еще лучше, значительно лучше. Думаю, что мой друг - министр здравоохранения Муса Ахмадов с этим справится.

Корр: - Известно, что Чечня сегодня испытывает острую потребность в профессиональных кадрах. Есть ли среди чеченцев, живущих ныне за рубежом, профессионалы высокого уровня, и что необходимо сделать для их возвращения?

У.Х.: - Я думаю, прежде всего, этим людям надо дать гарантии не только со стороны России, но и со стороны руководства республики, что им, как говорится, не будут вспоминать прошлые грехи, что они смогут здесь нормально жить и работать, и их не будут преследовать. Ведь то, что было - уже в прошлом.

Да есть люди, которые в то время занимались политикой и которые сегодня чувствуют себя виноватыми, и они уверены, что Россия их не простит. Многие из них говорят: «Я поехал бы домой, но за то, что мы тогда делали, нам не будет прощения».

Я тоже очень много выступал и осуждал действия России в Чечне, но я и сегодня не отказываюсь от своих слов, потому что я говорил как врач, и осуждал то, что здесь творилось чисто с человеческой точки зрения - это видно по всем моим выступлениям.

Российская сторона должна согласиться с тем, что да, действительно наломали тогда дров, да, в тот период здесь было очень много грубости и беззакония. Но сегодня же все изменилось, сегодня Чечня восстанавливается, сегодня совсем другая ситуация, и это надо показывать.

Мы вместе должны восстанавливать республику и улучшать жизнь людей. Жить надо в любви. Вот если отношения у нас будут братскими, то, конечно, люди начнут возвращаться. И тогда, я уверен, противникам российско-чеченских отношений просто нечего будет предъявить против. Не думаю, что среди чеченцев, живущих ныне за рубежом, найдется хоть один человек, который не переживал бы за судьбу республики и за ее людей. Они хотят вернуться.

Еще раз повторю: людям надо дать абсолютные гарантии, чтобы они поверили, что ни в Чечне, ни в России их не будут преследовать, и что они и их семьи будут в безопасности. Пока таких гарантий нет, они вынуждены там оставаться.

Корр: - Последний конфликт на Кавказе. Как Вы считаете, правильно ли Россия поступила, что защитила своих миротворцев в Южной Осетии и, в конце концов, признала независимость и Абхазии и Южной Осетии?

У.Х.: - Это очень сложный вопрос, это политика. Любое государство имеет право защитить тех граждан, которых считает своими. Плохо когда при этом страдают ни в чем не повинные люди. В Чечне за две войны погибло очень много людей, где-то около 250 тысяч человек - точной статистики ни у кого нет. Конечно, я считаю, Россия должна была как-то отреагировать.

Удивительно, что несмотря на такие, казалось бы, абсолютно правомерные действия России, в мире это вызвало очень негативную реакцию. Я много слушал и читал на разных языках, смотрел на сайтах, что говорили по этому поводу во всем мире - это очень сильно отличалось от позиции России.

Но опять же - это политические вопросы, поэтому мне трудно об этом судить. Время покажет, что было сделано правильно, а что нет.

Корр: - Вы были свидетелем недавнего землетрясения на Северном Кавказе. В Чечне оно ощущалось особенно сильно. Как люди себя вели?

У.Х.: - Люди, конечно, сильно испугались, особенно дети вели себя очень эмоционально. Многие из тех, кто находился в это время в Грозном, пережили войну и многое видели, поэтому они сумели побороть страх и, с моей точки зрения, вели себя нормально, и в нашей помощи практически не нуждались.

Честно говоря, лично для меня это было непросто. Я как раз находился в той больнице, в которой работал еще до своего отъезда из Чечни. Тогда шла война и в этой больнице мы пережили много бомбардировок и, почему-то, мне сразу вспомнилась та экстремальная ситуации. Я подумал: вот опять меня преследуют эти воспоминания.

Корр: - Как Вам показалась нынешняя чеченская молодежь, сильно ли она изменилась, ведь будущее Чечни во многом в ее руках?

У.Х.: - Конечно, она очень изменилась, но я не могу сказать, что нынешняя молодежь меня огорчает, скорее наоборот. Знаете, чеченская молодежь сегодня очень свободная и спокойная.

Молодые люди сегодня стараются получить хорошее образование. Они учатся не только в вузах Чечни и Москвы, но и в других странах и, кстати, стараются сохранять чеченские традиции и менталитет. Честно говоря, еще недавно я себе и представить такого не мог.

Корр: - Каким Вам представляется будущее Чечни ну, скажем, лет через 10-15?

У.Х.: - Знаете, будущее Чечни сегодня во многом зависит от России, я в этом убежден. Если Россия будет развиваться как демократическое и свободное государство, тогда и в Чечне будут мир и спокойствие, и мы сможем решать все наши вопросы без войн. По моему мнению, Чечня сегодня вряд ли способна существовать самостоятельно.

То, что было, прошло, и нет смысла вспоминать старые обиды. Да, были войны, и много людей тогда погибло, остались очень глубокие раны, но, я думаю, со временем все сотрется, и мы найдем в себе силы, чтобы все забыть и идти дальше, и развиваться.

www.Lenty.ru

{mosloadposition user9}


При копировании материалов ссылка на сайт обязательна

test 2Новости СМИ2