Я – свидетельствую

Начало.Задолго до дня депортации в селах Чечни стояли на постое служащие Красной Армии. В каждом доме жили по несколько солдат. Мы думали, что они ожидают отправки на фронт и, жалея их, старались в меру своих сил поддержать их, кормили, проявляли о них заботу. Какова же была истинная цель их появления в наших домах, мы узнали позже, когда они в одночасье, резко изменив доброжелательное отношение на враждебное, взяли нас на прицелы автоматов и приказали собраться в течение двадцати минут.
Я оказался в ссылке намного позже своих односельчан. Дело в том, что я и мои родные вместе с еще несколькими семьями  жили в К1айч1инчу к1отаре. С равнины наш хутор, расположенный за хребтом у села Мартан-Чу, был незаметен.
23 февраля хуторяне, побывавшие на базаре в Мартан-Чу, принесли страшную весть о том, что всех чеченцев грузят в вагоны и отправляют в неизвестном направлении. В ту пору мне было чуть больше восемнадцати.  
Помню, мы вместе со сверстниками поднимались на вершину хребта и оттуда наблюдали за тем, что происходит на равнине. Через четыре дня к нам пришли солдаты и записали наши фамилии.
В нашем хуторе жили также двое дагестанцев - мастера медных дел. Через них мы вышли на другого дагестанца Г1азали, который был назначен председателем сельсовета в Деми-Дукъа, и, обещав ему денег, попросили его выдать нас за дагестанцев. Так мы хотели переждать время до возвращения чеченцев - никто ведь не знал тогда, что высылка продлится 13 лет. Все думали, что вскоре все прояснится и безвинных вернут домой.
На семнадцатый день после 23 февраля мы, как и договорились с Г1азали, мы собрали свои пожитки, спустились на равнину.
Проходя через Мартан-Чу, мы увидели повсюду разбросанные вещи, оставленных без присмотра  животных... Уже в пути решили:  чтобы не случилось, будем представляться  только чеченцами.
По дороге нас всех арестовали и заключили  в Урус-Мартановском отделении милиции, откуда через два дня посадили в вагоны и отправили по этапу.
Неоднократно мне приходилось читать и слышать, что в течение двух дней все мирные чеченцы были посажены в вагоны и высланы, а оставшиеся - стали абреками, воевали с советской властью. Но я свидетельствую: мы были мирными крестьянами, и таких, как мы было много.
Магомед Межидович Аюбов,  
82 года


В пути
23 февраля 1944 года был самым страшным днем в моей жизни. С утра, собранных под разными предлогами в центрах сел людей, окружили солдаты. Малейшее неповиновение пресекалось автоматной очередью.
Многие семьи оказались разлученными, так как не знали о предстоящей высылке. Мы покидали дома, не успевая взять с собой ничего. Крики людей, лай собак, мычанье коров оглушало и сводило с ума. Все смешалось в единый звук беды.
Людей рассадили в студебеккеры и повезли на железнодорожные станции, где погрузили в товарные вагоны и отправили в неизвестность.
Я хорошо знал русский язык и, наверное, поэтому меня назначили старостой вагона. Хочу сразу подчеркнуть, что солдаты, конвоировавшие наш вагон, не зверствовали и относились к нам почти с сочувствием. Они разрешали нам по дороге запасаться водой. В общем,  помогали чем могли. Но и они не могли нарушать установленный свыше порядок следования к месту назначения.
Дорога была  очень тяжелой и казалась бесконечно длинной. В вагонах, где не имелось никаких удобств, везли людей разных возрастов. Все это создавало определенные неудобства. По дороге у многих закончились продукты,  люди голодали, не решаясь попросить еды у невольных попутчиков.  
Через некоторое время нас привезли на станцию Тюлькубасскую, Чимкентской области Казахской ССР. Здесь мы были определены на постоянное местожительство в с. Иваново. Надо сказать, что нам и здесь повезло. Местные жители приняли нас хорошо и все тринадцать лет мы жили с ними мирно, за что до сих пор помним и благодарим.
Иса Бацаев,
78 лет



На чужбине
Задолго до выселения мы с двумя сестрами остались без родителей. Старшая сестра была замужем в Гойском и я 22 февраля поехал на подводе к ней за дровами.
В Гойское я ездил часто. Зять и его родственники всегда оказывали мне посильную помощь. В этот раз я приехал к сестре с ночевкой. Утром 23 февраля в селе было объявлено, что устраивается праздничный ловзар в честь дня Советской Армии и Военно-Морского флота. И я, конечно же, не удержался и тоже пошел на торжество. Но как только люди собрались, и первые пары вышли в круг, нас окружили плотным кольцом автоматчики и объявили, что чеченский народ по приказу Сталина выселяют как предателей и изменников родины. Так, я  на долгие годы оказался разлучен с сестрой, оставшейся дома, и ничего не знал о ее судьбе.
Мне тогда было 12 лет. По дороге вместе с другими подростками я выносил и хоронил умерших. Всего с нашего эшелона, насколько я знаю, в дороге умерло 13 человек. И ни один из них не был похоронен по-человечески. По приезде я вынужден был жить у родственников зятя. Время, конечно же, было тяжелое. Людям самим не хватало еды, многие умирали от голода и холода. Но несмотря ни на что, в людях сохранились человеческие качества, они старались выжить, помогая друг к другу.
Никогда не забуду, как мне помогли выжить жители Гойского. Все взрослые относились ко мне по-отечески и я чувствовал себя чуть ли не сыном полка. С чувством благодарности до сих пор вспоминаю этих добрых людей. Особенно заботились обо мне отец бывшего министра образования Лемы Дадаева Мохади и его брат Къосам. Они подкармливали меня, зачастую отрывая самое необходимое от собственных детей. И можно сказать, что именно благодаря им я не сгинул в бескрайних степях Казахстана. Я помню это и до сих пор поддерживаю с ними родственные отношения. Через некоторое время я встретился со своими родственниками. И благодарение Всевышнему - мы все трое, я и две сестры, вернулись в родное село.
Ваха Биаевич Аслаханов,
75 лет



Возвращение
В сорок четвертом году нас привезли в г. Аягуз Казахской ССР.  Я  сразу же устроился учеником слесаря в авторемонтню мастерскую. Местные жители нам не помогали, и мы вынуждены были перебиваться сами. Сначала, конечно, было трудно. Но постепенно все взрослые устроились на работу, обзавелись собственным жильем. Через два года наша семья перебралась в Алма-Ату.
О возвращении домой мы мечтали все время. Слухи о скором возвращении чеченцев на родину  появились сразу же после смерти  Сталина. Но еще долгих четыре года мы ждали, когда же нам дадут разрешение вернуться.
Настоящей радостью для нас стала трансляция по радио чеченских мелодий в исполнении У. Димаева. Позже с нас были сняты ограничения по передвижению в местах поселения. Люди получили возможность посещать друг друга,  многие родственники и члены семей, долгие годы находившиеся в разлуке вновь воссоединились.
Новости тогда распространялись очень быстро. Сначала пришла весть о встрече З. Мальсагова с Хрущевым. Потом  мы узнали о встрече Хрущева с чеченскими девушками. И слова Никиты Сергеевича «ждать осталось недолго, потерпите еще немного»  передавались из уст в уста.
Затем был XX съезд КПСС. А чуть позже, в 1956 году, нам и ингушам было разрешено вернуться.
Дорога на родину нам казалась бесконечно долгой. Однако дома нас никто не ждал. Люди, поселившиеся в наших домах, и местные власти делали все для того, чтобы спровоцировать нас на беспорядки. Этим самым они хотели показать руководству страны, что возвращение депортированных спецпереселенцев является огромной ошибкой. Но за долгие годы ссылки мы научились терпеливо преодолевать все невзгоды и не поддались на провокации.
После возвращения наша семья долго не могла поселиться в своем доме. Власти  не оказывали возвращенцам никакой помощи. Дагестанец, поселившийся в нашем доме во время нашего отсутствия, не хотел отдавать его без денег, и нам  пришлось выкупить у него свой собственный дом. Надо сказать, что к тому времени и я, и мой брат имели свои семьи, в одном доме   уже было тесно и мы начали потихоньку отстраиваться.
Не дай Аллах никому пережить то, что пережили мы.
Нурди Баудинович Тамаев,
77 лет

www.chechnyaTODAY.com

{mosloadposition user9}

Я оказался в ссылке намного позже своих односельчан. Дело в том, что я и мои родные вместе с еще несколькими семьями  жили в К1айч1инчу к1отаре. С равнины наш хутор, расположенный за хребтом у села Мартан-Чу, был незаметен.
23 февраля хуторяне, побывавшие на базаре в Мартан-Чу, принесли страшную весть о том, что всех чеченцев грузят в вагоны и отправляют в неизвестном направлении. В ту пору мне было чуть больше восемнадцати.  
Помню, мы вместе со сверстниками поднимались на вершину хребта и оттуда наблюдали за тем, что происходит на равнине. Через четыре дня к нам пришли солдаты и записали наши фамилии.
В нашем хуторе жили также двое дагестанцев - мастера медных дел. Через них мы вышли на другого дагестанца Г1азали, который был назначен председателем сельсовета в Деми-Дукъа, и, обещав ему денег, попросили его выдать нас за дагестанцев. Так мы хотели переждать время до возвращения чеченцев - никто ведь не знал тогда, что высылка продлится 13 лет. Все думали, что вскоре все прояснится и безвинных вернут домой.
На семнадцатый день после 23 февраля мы, как и договорились с Г1азали, мы собрали свои пожитки, спустились на равнину.
Проходя через Мартан-Чу, мы увидели повсюду разбросанные вещи, оставленных без присмотра  животных... Уже в пути решили:  чтобы не случилось, будем представляться  только чеченцами.
По дороге нас всех арестовали и заключили  в Урус-Мартановском отделении милиции, откуда через два дня посадили в вагоны и отправили по этапу.
Неоднократно мне приходилось читать и слышать, что в течение двух дней все мирные чеченцы были посажены в вагоны и высланы, а оставшиеся - стали абреками, воевали с советской властью. Но я свидетельствую: мы были мирными крестьянами, и таких, как мы было много.
Магомед Межидович Аюбов,  
82 года


В пути
23 февраля 1944 года был самым страшным днем в моей жизни. С утра, собранных под разными предлогами в центрах сел людей, окружили солдаты. Малейшее неповиновение пресекалось автоматной очередью.
Многие семьи оказались разлученными, так как не знали о предстоящей высылке. Мы покидали дома, не успевая взять с собой ничего. Крики людей, лай собак, мычанье коров оглушало и сводило с ума. Все смешалось в единый звук беды.
Людей рассадили в студебеккеры и повезли на железнодорожные станции, где погрузили в товарные вагоны и отправили в неизвестность.
Я хорошо знал русский язык и, наверное, поэтому меня назначили старостой вагона. Хочу сразу подчеркнуть, что солдаты, конвоировавшие наш вагон, не зверствовали и относились к нам почти с сочувствием. Они разрешали нам по дороге запасаться водой. В общем,  помогали чем могли. Но и они не могли нарушать установленный свыше порядок следования к месту назначения.
Дорога была  очень тяжелой и казалась бесконечно длинной. В вагонах, где не имелось никаких удобств, везли людей разных возрастов. Все это создавало определенные неудобства. По дороге у многих закончились продукты,  люди голодали, не решаясь попросить еды у невольных попутчиков.  
Через некоторое время нас привезли на станцию Тюлькубасскую, Чимкентской области Казахской ССР. Здесь мы были определены на постоянное местожительство в с. Иваново. Надо сказать, что нам и здесь повезло. Местные жители приняли нас хорошо и все тринадцать лет мы жили с ними мирно, за что до сих пор помним и благодарим.
Иса Бацаев,
78 лет



На чужбине
Задолго до выселения мы с двумя сестрами остались без родителей. Старшая сестра была замужем в Гойском и я 22 февраля поехал на подводе к ней за дровами.
В Гойское я ездил часто. Зять и его родственники всегда оказывали мне посильную помощь. В этот раз я приехал к сестре с ночевкой. Утром 23 февраля в селе было объявлено, что устраивается праздничный ловзар в честь дня Советской Армии и Военно-Морского флота. И я, конечно же, не удержался и тоже пошел на торжество. Но как только люди собрались, и первые пары вышли в круг, нас окружили плотным кольцом автоматчики и объявили, что чеченский народ по приказу Сталина выселяют как предателей и изменников родины. Так, я  на долгие годы оказался разлучен с сестрой, оставшейся дома, и ничего не знал о ее судьбе.
Мне тогда было 12 лет. По дороге вместе с другими подростками я выносил и хоронил умерших. Всего с нашего эшелона, насколько я знаю, в дороге умерло 13 человек. И ни один из них не был похоронен по-человечески. По приезде я вынужден был жить у родственников зятя. Время, конечно же, было тяжелое. Людям самим не хватало еды, многие умирали от голода и холода. Но несмотря ни на что, в людях сохранились человеческие качества, они старались выжить, помогая друг к другу.
Никогда не забуду, как мне помогли выжить жители Гойского. Все взрослые относились ко мне по-отечески и я чувствовал себя чуть ли не сыном полка. С чувством благодарности до сих пор вспоминаю этих добрых людей. Особенно заботились обо мне отец бывшего министра образования Лемы Дадаева Мохади и его брат Къосам. Они подкармливали меня, зачастую отрывая самое необходимое от собственных детей. И можно сказать, что именно благодаря им я не сгинул в бескрайних степях Казахстана. Я помню это и до сих пор поддерживаю с ними родственные отношения. Через некоторое время я встретился со своими родственниками. И благодарение Всевышнему - мы все трое, я и две сестры, вернулись в родное село.
Ваха Биаевич Аслаханов,
75 лет



Возвращение
В сорок четвертом году нас привезли в г. Аягуз Казахской ССР.  Я  сразу же устроился учеником слесаря в авторемонтню мастерскую. Местные жители нам не помогали, и мы вынуждены были перебиваться сами. Сначала, конечно, было трудно. Но постепенно все взрослые устроились на работу, обзавелись собственным жильем. Через два года наша семья перебралась в Алма-Ату.
О возвращении домой мы мечтали все время. Слухи о скором возвращении чеченцев на родину  появились сразу же после смерти  Сталина. Но еще долгих четыре года мы ждали, когда же нам дадут разрешение вернуться.
Настоящей радостью для нас стала трансляция по радио чеченских мелодий в исполнении У. Димаева. Позже с нас были сняты ограничения по передвижению в местах поселения. Люди получили возможность посещать друг друга,  многие родственники и члены семей, долгие годы находившиеся в разлуке вновь воссоединились.
Новости тогда распространялись очень быстро. Сначала пришла весть о встрече З. Мальсагова с Хрущевым. Потом  мы узнали о встрече Хрущева с чеченскими девушками. И слова Никиты Сергеевича «ждать осталось недолго, потерпите еще немного»  передавались из уст в уста.
Затем был XX съезд КПСС. А чуть позже, в 1956 году, нам и ингушам было разрешено вернуться.
Дорога на родину нам казалась бесконечно долгой. Однако дома нас никто не ждал. Люди, поселившиеся в наших домах, и местные власти делали все для того, чтобы спровоцировать нас на беспорядки. Этим самым они хотели показать руководству страны, что возвращение депортированных спецпереселенцев является огромной ошибкой. Но за долгие годы ссылки мы научились терпеливо преодолевать все невзгоды и не поддались на провокации.
После возвращения наша семья долго не могла поселиться в своем доме. Власти  не оказывали возвращенцам никакой помощи. Дагестанец, поселившийся в нашем доме во время нашего отсутствия, не хотел отдавать его без денег, и нам  пришлось выкупить у него свой собственный дом. Надо сказать, что к тому времени и я, и мой брат имели свои семьи, в одном доме   уже было тесно и мы начали потихоньку отстраиваться.
Не дай Аллах никому пережить то, что пережили мы.
Нурди Баудинович Тамаев,
77 лет

www.chechnyaTODAY.com

{mosloadposition user9}

{mosloadposition user9}