Как никто, может быть, другой чувствую трагедию народа, который на глазах умирает, погибает, исчезает. И понимаю боль человека, из которого выдавливает по капле раба. Потому что быть сыном освобождающегося народа – это одна из самых страшных трагедий. Чувствую эту трагедию. И не в состоянии с этим справиться...
В старые добрые времена при первых Романовых крестьянин не являлся говорящей вещью. Размеры повинностей определялись царскими указами, и если помещик требовал лишку, крестьяне могли с ним судиться! Но однажды царь Петр I увидел свое отражение в полированном столе и не выдержал…
Указом от 1711 года он превратил крестьян в живую собственность и предмет купли-продажи, а его наследники, особенно императрицы Елизавета и Екатерина II, поспешили «законодательно» оформить крепостную зависимость. Крестьян теперь можно было продать, разлучить с семьей, куда-то насильно переселить, заставить прислуживать в доме и даже дюжинами обменивать на борзую. В то время как другие страны зарабатывали себе рабов в колониях, Россия превратила в них свое же внутреннее население. Причем, гнет только усиливался.
Это был действительно институт, который складывался и существовал веками, составлял неотъемлемую часть русской жизни: «К XIX веку Россия оформилась в огромное, необъятное мужицкое царство, закрепощенное, безграмотное, но обладающее своей народной культурой, основанной на вере, с господствующим дворянским классом, ленивым и малокультурным, нередко утерявшим религиозную веру и национальный образ, с царем наверху, в отношении к которому сохранилась религиозная вера, с сильной бюрократией и очень тонким и хрупким культурным слоем». (Николай Бердяев. «Истоки и смысл русского коммунизма». 1937 г. Париж: YMCA-Press, 1955.).
Замечено, августейшие особы крайне редко делают публичные заявления. Не должен императорский голос теряться по-пустому на воздухе. Александр II 30 марта 1856 года на собрании предводителей дворянства в Москве произнес знаменитую фразу: «Гораздо лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собой начнет отменяться снизу».
Не дело государево среди ночи петь рассветы непрерывные. Сказано – сделано. Российский император Александр II 3 марта (19 февраля по старому стилю) 1861 года подписал «Манифест об отмене крепостного права» и «Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости». Этот день стал поворотным в истории России. Процедура объявления воли в необъятной стране растянулась на месяц.
Александр II был окружён сановниками николаевского закала, людьми сильными в плане подковёрных схваток, интриг и влияния на царя, но совершенно непригодными для проведения реформ. Ключевую роль в отмене крепостного права сыграли брат царя Константин Николаевич, либеральные сановники Николай Милютин и Яков Ростовцев и тетка Александра II великая княгиня Елена Павловна, которая имела большое влияние на императора. При всей рептильности и заболоченности административной машины «государевы люди» проявляли чудеса бюрократического лавирования и словесной эквилибристики, уламывая упиравшихся помещиков.
Одним из накопленных иллюзий противников отмены крепостного права было то, что «это вызовет бунты и восстания крестьян». Понять эту «заряженность» можно, но она как-то мимо цели. Избавление от рабства 23 миллионов человек было великим событием. Правда, полученную землю требовалось выкупать, продолжая еще 20 лет отбывать барщину (такие крестьяне назывались временнообязанными), либо за деньги. Земледельцы должны были выплачивать образовавшийся долг на протяжении 49 лет. С учетом процентов сумма возрастала втрое. Не все начали платить немедленно, так что черта должна была быть подведена только в 1932 году.
На самом деле остаток списали в 1905 году. Российское крестьянство вкусило-таки период личной свободы, земли и той самой воли, о которой оно столько мечтало. Сельских жителей уравняли со всеми другими сословиями в правах, прекратились абсолютно все крестьянские выплаты за землю и был принят столыпинский закон о свободном выходе из общины. Эти три законодательных акта полностью освободили людей, и началось очень быстрое, как на дрожжах, изменение крестьянской жизни к лучшему.
Сразу же пошла социальная дифференциация, расслоение крестьянства, стали появляться зажиточные и очень зажиточные крестьяне... К 1916 году больше трети сельских жителей уже вышли из общин. Но война, революция помешали этим процессам.
Полтора века крепостного рабства стали основной причиной Октябрьской революции. В них же – истоки русского тоталитаризма, беспощадного, безжалостного, дикого, совершенно азиатского. Это была величайшая трагедия России. Всё наше общество перестояло в очередях, оно чахло в ГУЛАГах, оно допытано почти до последней стадии: вывернуты суставы, следы пыток на голове, еще какие-то там синяки, ссадины и гематомы по всей поверхности тела.
Во время НЭПа российское крестьянство вновь получило землю. Лозунг «Земля – крестьянам» действительно был воплощением вековой крестьянской мечты. Личная свобода и вся земля в собственность. Вот только реализация этой мечты была недолгой. Началось социальное расслоение, стали появляться богатые и бедные. Многие увидели, что собственность это не только благо, но еще труд и ответственность. Испугались. И через десять лет, задрав штаны и юбки, наперегонки побежали в колхоз.
Крепостное право не смогло убить в крестьянах чувство хозяина, а коллективизация блестяще справилась с этой «проблемой». Всю землю и свободу у крестьян отобрали. Ведь при всех своих минусах крепостное право отличалось от коллективизации тем, что зажиточный крестьянин был выгоден помещику, с него можно было получать хороший оброк. В этом смысле, особенно в Нечерноземье, крестьяне даже при крепостном праве ощущали себя достаточно свободно – люди уходили в отхожий промысел, что-то выплачивали помещику, остальное оставляли себе. Они богатели, становились мелкими и средними капиталистами...
«Я ничего не понимаю в ишаках, но я понимаю в девушках», - сказано в книге о Ходже Насреддине. Но самое страшное, что сделала советская власть – это физическое уничтожение крестьян. Одних просто расстреляли, других выслали в районы, где они просто не могли существовать. Третьи сами, в ужасе от всего происходящего, просто бросили свои деревни и сбежали в города, где окончательно отвыкли от крестьянского труда.
Условия жизни в колхозах были значительно хуже условий жизни большинства крепостных в царской России. Крестьян лишили отхожего и надомного промыслов, отобрали паспорта, им перестали платить деньги, они жили только трудоднями. В новом крепостном праве многие российские крестьяне ментально пребывали аж до 1980-х годов. Тогда же завершилась и выдача им паспортов.
Незавершенность реформ Александра II, последовавшие затем революция, коллективизация, так и не вывели крестьян из крепостной зависимости. Но, самое главное, реформы, как бы сказать, каснулись людей, сами не очень хорошо осознававших, насколько они им нужны. То есть это были крестьяне, которые не освобождались, а которых освобождали от рабства сверху чисто формально.
Вот почему крепостной человек желал принадлежать не себе, а барину. И тут не самое главное быть первым, вторым, третьим, десятым. Самое главное - быть единственным в своем роде. Причем, на Руси это было характерно для всех слоев общества – даже боярин, когда писал царю, подписывался, например: «Твой Ивашка»...
После отмены крепостного права крестьяне почувствовали себя «социально незащищенными», появились панические настроения. Помещик для них, оказывается, был не деспотом, а своим, всем понятным и вроде бы даже примелькался где-то до мозоли в глазах. Камердинер Фирс из пьесы Антона Чехова «Вишневый сад» называет отмену крепостного права «несчастьем» и рассказывает, что в 1861 году не согласился променять «крепость» на волю: «Мужики при господах, господа при мужиках, а теперь все враздробь, не поймешь ничего». Он с умилением вспоминает самодурство покойного барина, который возомнил себя врачом и всех больных лечил сургучом. Старый слуга свято верит в это лекарство и считает, что именно благодаря сургучу живёт так долго.
Другой лакей из поэмы Николая Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» (глава «Последыш») дворовый Ипат после объявления «Манифеста» тоже отказался от личной свободы и пожелал, как и прежде, служить своим барину-крепостнику. Он приверженец старых порядков, старого уклада жизни. Ипат со слезами умиления вспоминает о том, как молодой князь Утятин впрягал его в свою тележку вместо лошади или купал в зимней реке. Вот такие умонастроения и привели к тому, что последствия крепостного права ощутимы и до настоящего дня. Это и есть генетическая крепостная память - тяжелое наследие долгого периода несвободы. И обществу еще долго придется ее изживать.
Полтора века крепостничества определили на долгие годы менталитет нации, ход реформ в России и то, что у нас сейчас происходит в стране. В 1930-е годы крестьянству сломали хребет. В годы войны добили колоссальными людскими потерями. И прикончили или добили (уж не знаю, какой глагол тут употребить) хрущевской ликвидацией малых сельских поселений. Известно, крестьяне тогда обрабатывают землю, когда на ней живут, а их прогнали со своей земли.
В советское время распахали всё – от засушливых степей до Полярного круга. Но, скажем, в Якутии бесполезно выращивать пшеницу! Эффективные предприятия по выращиванию пшеницы возникают там, где она хорошо растет. Животноводство эффективно там, где достаточная кормовая база для скота.
Рынок ведь диктует свои условия. Там, где пытались «покорять природу», производство той или иной сельхозпродукции нерентабельно, сельское хозяйство не развивается. Возникают тяжелейшие социальные проблемы, люди не имеют работы, деревни пустеют, распаханные когда-то поля зарастают, фермы разрушаются. И сельское хозяйство повсеместно гибнет. Если заведомо ясно (а тут заведомо ясно), что затея абсурдна, что не удастся наладить дело, то надо просто оставить людей в покое. И не надо пытаться пинками перегнать их в свое сословие, в свой «календарь».
В 1990-е годы крестьяне, наконец, получили всё – и землю, и свободу, и волю... Но к тому моменту уже некого было реформировать. Людей отучили работать на земле. Свою тягу к земледелию многие и до сих пор реализуют на дачных участках, но настоящее экономическое фермерство все же требует иного подхода. Люди разучились жить в ритме земли, а это умение воспитывается веками. Не знаю, кого с этим и поздравлять даже: советскую власть или чудом уцелевшую от репрессий не самую хозяйственную часть крестьянства.
В настоящее время фермерские хозяйства развились не везде, они сконцентрированы в определенных районах - юг России, Калининградская область. Можно, конечно, сказать: фермерство пошло как раз там, где не было крепостного права. Речь ведь не о том, кто кого опередил и раньше с дерева слез. Просто в других частях России – долгое время, из поколения в поколение люди находились в «крепости».
К примеру, чеченцы традиционно эгалитарный народ и, разумеется, никогда не признавали никакой знати и иерархии подчинения, кроме как во время войны. Каждый чеченец всегда считал себя равным среди равных, авторитет завоевывал только за счет проявления личных положительных качеств. Причем, завоевывал его не навсегда. Его нужно было подтверждать.
Крепостное право оставило до сих пор не изглаженный генетический след в российском населении. Боязнь ответственности и неверие в собственные силы, ощущение безраздельного хозяина над собой, который что захочет, то с тобой и сделает, низкий предпринимательский потенциал, патерналистские настроения, наплевательское отношение к собственной жизни – всё это заложено длительным периодом закрепощения.
Всё, что с обществом происходит в наше время – это признаки крепостной страны, крепостного мышления. Но еще в большей степени это наследие колхозного строя, являвшего собой на самом деле симбиоз крестьянина и сельскохозяйственного предприятия. Ну, какая разница как величать?! Названия могут быть разными, а по сути тот же колхоз.
Сегодня это председатель агропрома, генеральный директор агрохолдинга и так далее - всё равно барин. Ничего не меняется. Там психология. Это, можно сказать, некий джокер, то есть фигура, которую можно повернуть любой стороной. Не знаю (это пусть последующие историки устанавливают), в чем тут дело, глупость это или подлог. В противном случае, напоминал бы какого-нибудь умственного богача, вроде Анатолия Вассермана, который на любой вопрос отвечает.
Сегодня есть земля, а завтра у тебя ее барин может отнять, переделить. Или колхоз… И нет смысла за этой землей ухаживать, обрабатывать ее – зачем? Отсюда и легкость на подъем, постоянная готовность сорваться с места и перебраться на новую землю, которой у России всегда было много.
В послереволюционной России репрессии коснулись всех, но «селекцию» смогли пройти в большинстве своем потомки беднейших крестьян и представителей низших сословий, которые никогда не имели полноценной частной собственности, своего хозяйства. В итоге нынешнее российское общество состоит далеко не из потомственных аристократов, князей, дворян и даже не от разночинцев. И это, главным образом, и определило менталитет всей нации. Психология крепостного крестьянского мира в стране стала господствующей.
Мы как бы всю жизнь пребываем в крепостном праве, как бы, в состоянии принудительного труда. Нас однажды заставили родиться, нас заставили расти, потом заставят умирать. Это же тоже крепостное право. Разумеется, гильотина - самое лучшее, ну, абсолютное просто, средство от головной боли. Действительно, помогает, говорят, справиться с головной болью. Но, с другой стороны, всё, что не убивает, закаляет нас. Главное, чтобы не до смерти закаляло.
Конечно, не замещаю собой здравоохранение, но уверен, что люди, несущие в глубинных кодах своего сознания мировоззренческую травму крепостной зависимости, должны быть немедленно исцелены от этого недуга. Государство должно поставить вопрос правового просвещения граждан в центр своей государственной политики.
Уму непостижимо: давно забросил не только высшую математику, но и музыку, поэтому приходится извлекать странную пронзительную ноту из всего, что подвернется, включая собственную душу.

Алимхан Хажбатиров,
публицист

www.ChechnyaTODAY.com


При копировании материалов ссылка на сайт обязательна

test 2Новости СМИ2