Дом детства моего

Это было начало осени 1994 года. Время для Чечни непростое, смутное и тревожное. Люди жили в ожидании чего-то неминуемо страшного, в ожидании какой-то неотвратимой беды. В нашей небольшой станице Горячеисточненская, имевшей свое славное историческое прошлое, все было так же, как и во всех других селах и станицах республики: никто никуда не выезжал, нигде не работал. Помещения почты, клуба, больницы пустовали. Все предприятия и организации были закрыты. Функционировали  только медпункт и сельская средняя школа, где вот уже пятый год я работала учителем русского и чеченского языков и литературы. Нам, небольшому коллективу из 12 человек, уже который год не платили зарплату, но для нас  это не имело никакого значения. Никто не жаловался, на судьбу не роптал и от работы не отлынивал. Все работали дружно, слаженно, дорожа каждым мирным днем, которым даровал нас Бог. Мы любили свое дело и поэтому не предавали его. И нас любили наши дети – наши ученики, которых не всех пощадила  грянувшая после война.

Глубокой ночью 23 сентября, когда все спали, уставшие после волнительных событий очередного неспокойного дня, я и мои родные  проснулись от сильного треска, гари и диких криков, взывающих о помощи. Поняв, что произошло что-то непоправимое, мы с мамой и сестрами выбежали на улицу. Перед нами предстала страшная картина: горел двухэтажный соседский дом, большой, красивый, добротный. Это был дом моей подруги и одноклассницы Анжелы, самый лучший дом на нашей улице, да и в станице тоже. Он полыхал, объятый пламенем, дом моего детства, мой милый дом с мансардой, на которой с подругой мы часто учили уроки, заучивали наизусть любимые стихи, делились секретами, готовились к выпускным экзаменам и выпускному балу. Пронзительной болью пронеслась в сердце мысль о том, как тяжело будет Анжеле, давно уехавшей из села и живущей в Москве с мужем и двумя детьми, узнать о случившемся.

Для нас, впервые ставших свидетелями такого пожара, видеть картину горящего дома стало настоящим потрясением. Дом полностью был объят пламенем. Раздавался треск горящей черепицы. Огонь распространялся по деревянным перегородкам. Языки пламени угрожающе рвались в небо и рассыпались гроздьями искр. На пожар сбежались почти все жители станицы. Все как один встали на борьбу с огнем, и каждого волновал один и тот же вопрос – успели ли  домочадцы покинуть дом. Чуть позже выяснилось, что хозяев в ту ночь дома не было: родители и двое маленьких братьев моей Анжелки (как я любила ее называть) гостили в соседнем селе Толстой-Юрт у родственников. Это известие успокоило нас.

Пожар тушили всем селом, и все действовали так, как будто всю жизнь учились пожарному делу: четко, без суеты. Ни я, ни мои родные, никто из односельчан не думал о себе. Каждый старался быть полезным: кто поднимал воду из колодцев, кто подносил ее, кто заливал ею огонь. Спасали все, что можно было спасти – мебель, одежду, книги. Все происходило очень организованно. Помню нашего учителя истории Тамерлана Мовладовича, который, взяв на себя руководство всеми нашими действиями, отдавал четкие приказы.

Помощи ждать было неоткуда. У нас в селе, да и в соседних населенных пунктах в то время не было пожарных частей, на помощь которых мы бы могли рассчитывать.  Время было такое, непростое – беспорядок везде и во всем.

Тушили пожар, можно сказать, героически, не жалея себя. Сделали все, что могли, но спасти дом так и не получилось, хоть и тушили до самого рассвета.

Наступивший рассвет высветил обугленные головешки рухнувшей крыши, черные дыры оконных проемов. В предрассветной мгле заюлила собака, заголосили петухи. Наступало утро. Уставшие и насквозь пропитанные гарью люди вернулись в свои дома. Уцелевшую мебель и книги перенесли в наш дом.

Я стояла и разглядывала знакомые мне вещи. Боль сдавливала сердце, слезы застыли в глазах. У меня не было сил плакать, я плакала там, в глубине души.  Плакала от того, что осознала и поняла,  что сгорел не только дорогой мне дом, а сгорела часть меня, моего детства, лучшего детства на свете. Это было ужасно. Я присела. И вдруг из сложенных в углу комнаты уцелевших от пожара вещей на меня, словно живое существо, сиротливо глянула фотография нашего выпускного класса, сделанная в 1989 году в день последнего звонка, виньеточка,  как ее тогда называли, на которой мы все вместе, и все мы юные и счастливые.  В оцепенении я просидела час, а может и два. Помню, мама с трудом вывела меня из этого состояния.

Но нужно было спешить и не опоздать к началу  уроков в школе. В тот день я во всех классах провела беседы о том, как сберечь и сохранить  себя и свой дом от огня. Это были мои первые уроки по пожарной безопасности.                

Дом отстраивали всем селом. Вместо сгоревшего возвели другой, такой же большой и такой же добротный, но уже без мансарды. Я увидела его, вернувшись в родной поселок после нескольких лет, проведенных на севере. В памяти пронеслось все: и пожар той страшной ночью, и виньетка, сиротливо прикорнувшая в углу моей комнаты. В этот день я навсегда попрощалась со своим детством.

Возможно это событие повлияло на мой выбор – работать в пожарной охране, обучать население правилам пожарной безопасности.

И каждый раз приходя в школу на очередной урок пожарной безопасности, в голове мелькает мысль: «Нет! Не хочу! Не хочу, чтобы чье-то детство было безвозвратно потеряно!»

Старший инспектор группы профилактики пожаров  пожарной части №21 капитан внутренней службы Сацита Тимиркаева

www.ChechnyaTODAY.com