После того, как член Общественно-наблюдательной Комиссии (ОНК) Мордовии Валерий Крутов заявил, что никаких жалоб со стороны заключенных ИК №5 на нарушения их прав не поступало и доказательств тому – нет, чеченская правозащитница - член Совета по правам человека при Главе Чеченской Республики Хеда Саратова организовала корреспонденту ИА «Чечня Сегодня» встречу с бывшими заключенными данной колоний. Они прояснили ситуацию и рассказали о том, что происходило с ними за время отбывания наказания.

В целях безопасности и спокойствия этих людей, редакция скрыла их лица и фамилии.

«Кому ты молишься, у того еду и проси»

Сайд-Эмин А. попал в Федеральное казенное учреждение «Исправительная колония № 5 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по Республике Мордовия» в октябре 2017 года. Корреспонденту ИА «Чечня Сегодня» он рассказал о коммерческой составляющей жизнедеятельности колонии.

- В колонии имеется комната для совершения молитвы, но она предназначается не для общего пользования, а для демонстрации разным комиссиям как все якобы хорошо, - рассказывает он. – Когда комиссия уходит, комната для молитвы закрывается. Еще применяется практика создания «красивых» видеороликов, на которых «подставные» заключенные совершают молитву, и никто им в этом не препятствует. На картинке – соблюдение всех прав, а по существу – фарс. Заключенным приходится это делать, лишь бы их не мучали.

Как выяснилось, от издевательств заключенным частенько приходится и «откупаться» строительными материалами. Для того, чтобы их не притесняли, осужденные просят родных прислать им денег, на которые они в последствии покупают необходимый стройматериал для облагораживания территории исправительной колонии.

- Почти все в колонии делается за счет заключенных, даже асфальт положен за их счет, - поясняет собеседник ИА «Чечня Сегодня». – У всего там свой бизнес. Пять блоков сигарет - пять тысяч рублей. Хочешь нижнюю койку – купи. Иногда они в «наказания» не давали еду. Если начинаешь стучать в дверь и просить что-нибудь поесть, они отвечают: «Кому ты молишься, у того и проси».

«Били на заднем дворе и под музыку, чтобы мы не слышали. А мы слышали»

4 мая 2017 года в ИК №5 был доставлен Абубакар Б. Три дня он находился в карантине и выполнял тяжелую мужскую работу.

- На четвертый день мне предложили мыть пол в дежурке, - говорит он. – Это не 106 статья, гласящая о привлечении осужденных к лишению свободы к работам без оплаты труда. Нигде не написано, что осужденные в штате у сотрудников ИК должны мыть полы. Но они принуждают, издеваются над тобой и все это записывают на видеорегистратор в качестве унижения. Я не отказывался от выполнения работ. Комиссии, в которой сидит начальник колонии Трофимов и его заместители, я говорил: «Дайте мне любую мужскую работу, и я ее сделаю, но пол мыть не буду». Я говорил об этом Трофимову, он мне отвечал «Это тебе не Россия и не Москва. Это Мордовия! Мне – начальнику колонии поверят больше, чем тебе – заключенному».

По словам осужденных руководство колонии «по бумагам» оформляет все очень грамотно и по закону, но по факту они искажают действительность. Для того, чтобы «сломить» Абубакара его часто приковывали наручниками и били, периодически задавая вопрос: «Будешь мыть полы или нет?». Трофимов сам принимал участие в избиениях. Бил дубинками. Когда не было начальника колонии, заключенных били его «заместители».

- В период Рамадана меня посадили в помещение напротив «дежурки», которое называется «козлодеркой», - пояснил мужчина. – Там я сидел пять суток без еды. Я держал пост, а на разговение мне давали свинину. Я от нее отказывался. На что мне говорили: «Если хочешь есть – ешь, не хочешь – не ешь». Хорошо, что в «козлодерке» был сломанный кран, и я в момент разговения просто пил воду из этого крана, но ничего не ел.

Абубакар неоднократно сам видел, как сотрудники ИК №5 избивают заключенных. По словам мужчины, иногда заключенного выводили на задний двор и делали звук громкоговорителя громче, чтобы заглушить крики.

- А мы все равно слышали, как бьют заключенного. Чтобы оказать ему какую-то поддержку, мы начинали бить по дверям, либо кто-то совершал членовредительство. Так мы пытались им помочь, - заявляет он.

«Общественники приходят проверять своих, до других им дела нет»

В лагере иногда появляются общественники Мордовии для проверки ситуации на месте, но под крышу они никогда не заходят.

- Они приходят проверить «своих», до других им дела нет, - утверждает Беслан А. – Если родственники направили в какой-то орган жалобу и в колонии уже знают, что едет комиссия или проверка, то того заключенного, «по чью душу» едет комиссия, отправляют в больничку. Вместо него руководство колонии берет свою «шестерку». Ему на одежду крепят нашивку с именем того, к кому едет комиссия. «Подставной» учит его данные и когда приезжает комиссия, выдает себя за другого заключенного. Его спрашивают: «Жалуешься?», он отвечает: «Нет, всем доволен».

Если у заключенных на столиках лежит литература религиозного характера или Священный Коран, то сотрудники колонии принципиально скидывают их на пол или в самый грязный угол камеры. При этом, ко всем просьбам заключенных не относится подобным образом к Корану, надзиратели остаются глухи.

- Частенько они заходили в тот момент, когда мы совершали молитву, - говорит Беслан А. – Если ты не поднимаешься, они наступают на коврик и кричат: «Вставай, собака!».

Анальгин является панацей от всех болезней в лечебно-профилактическом учреждении. Никаких других лекарств заключенным не выдают, несмотря на тяжесть недуга.

- Когда я отсидел три года и подходило время моего условно-досрочного освобождения, меня вызвал Трофимов, - вспоминает Беслан. - Он поинтересовался буду ли я подавать на УДО. Я ответил: «Буду». Он мне заявил: «Тогда я тебе устрою УДО». До этого у меня ни одного нарушения не было, а потом пошло одно за другим. Ну какой мне смысл при возможности досрочного освобождения нарушать правила или бунтовать?

Для того, чтобы поговорить с пожилой матерью, Беслан А. писал заявление о предоставлении возможности телефонного звонка на родном языке. Ему давали разрешение после долгого ожидания ответа, но звонки были короткими.

- Звонок прерывали. Мне говорили: «Мы не понимаем язык, на котором вы говорите». И я снова писал заявление и ждал месяцами разрешения на связь. А что еще остается делать? Не мог же я говорить со старенькой мамой на русском языке, она привыкла к родному, - недоумевает бывший осужденный.

Седа Магомадова


При копировании материалов ссылка на сайт обязательна